Индивидуальные образовательные траектории в вузе: как это работает и каковы перспективы

Павел Музыка, генеральный директор ИОТ-университета и главный архитектор Modeus, в интервью для образовательной платформы Skillbox рассказывает, чем ИОТ отличается от дисциплин по выбору, какие вузы могут внедрять такой формат обучения и как этому помогает Modeus.

Что можно, а что нельзя считать индивидуальными образовательными траекториями в вузах

— Тренд на индивидуализацию проявляется сейчас на всех уровнях образования. Как вы считаете, почему он пришёл в вузы?

— В последние лет десять тренд на персонализацию всего, что человек потребляет, виден во всём. От автопрома, где можно не только цвет машины выбрать, но и гибко настроить её конфигурацию, до небольших уникальных услуг. Уже в 2016 году, когда мы анализировали рынок перед запуском Modeus, этот тренд был силён, а сейчас он неизбежен для всех отраслей жизни. И образование сталкивается с ним напрямую.

Суть в том, что образование тоже должно учитывать индивидуальные особенности, запросы, потребности каждого отдельно взятого человека. Каким способом — уже вопрос технологической реализации. Есть разные практики и инструменты. Но тренд в первую очередь в индивидуальном подходе к человеку.

— То есть современные студенты уже настолько привыкли видеть персонализацию во всём, начиная с ленты соцсетей, что и от образования ждут того же?

— Да, они приходят и говорят: «А зачем мне слушать этого преподавателя, мне неинтересно. В соседней аудитории рассказывают лучше. Может, я лучше туда пойду?»

— Как индивидуализация влияет на содержание образовательных программ? Это способ разнообразить набор дисциплин для студента сверх основного профессионального ядра или полная перестройка программы?

— В мировой практике сложился обширный набор практик индивидуализации, и редко какой университет может их все применить. Возможен выбор преподавателей, выбор темы или курса. Может быть уровневое обучение, когда сильным студентам дают задачи «со звёздочкой», слабых учат так, чтобы они быстрее дотянулись до среднего уровня, а средних — так, как обычно учили. Каждому университету подойдёт свой набор практик.

Обычно вузы действительно выделяют ядро. Это то, что раньше называли общеобразовательными дисциплинами или базовыми курсами. Они составляют основу высшего образования в конкретном университете на конкретном образовательном направлении, а дальше возможна вариативность — в профессиональных и факультативных надстройках, во второй специализации.

— А чем такой подход с ядром и надстройками отличается от более привычной системы, когда программа в целом у всех одинаковая, но есть курсы по выбору раз в семестр?

— Внешне изменения не очень большие. Например, в учебном плане, который каждый университет предъявляет Рособрнадзору, меняется немногое.

Принципиальное отличие настоящих индивидуальных образовательных траекторий (ИОТ) — в отношении к студенту. Становятся важны особенности студентов, их целеполагание, а также то, как они отвечают на вопрос: «Кем я хочу быть?» Они получают возможность попробовать разное, сделать выбор и даже ошибиться.

Потом вместе с наставником или с тьютором студенты проанализируют, что пошло не так, и в следующий раз лучше будут готовы к выбору. Это одно из важнейших сутевых изменений в жизни университета, но в формальные документы оно не укладывается.

— Ну хорошо, а что должно появиться в вузе, чтобы можно было сказать: «Да, здесь действительно внедряют ИОТ»?

— Мы это называем честным выбором самого студента. Без навязываний, без диктата сверху.

Например, вы упомянули всем известную ещё с советских времён практику под названием «дисциплины по выбору», когда на старших курсах можно выбрать одну из двух или трёх дисциплин в учебном плане. Так вот, на самом деле в большинстве университетов выбор делали не студенты, а кафедра. Скажем, преподаватель есть по одной дисциплине, а вторую поставили в план, чтобы создать видимость выбора.

Или же решение принимала вся группа, потому что на две части её разделить нельзя, — значит, все вместе пойдут на одну «дисциплину по выбору». Всё это сложно назвать индивидуализацией.

— Пример из личного опыта: бывает, что курсов действительно два, например по разным языкам, но студентов делят на группы не по их желанию, а по алфавитному списку.

— Да, хотя почему бы не дать им самим выбрать? Возможно, для кого-то это определило бы будущую траекторию в жизни.

Когда студент сам делает выбор, готовится к нему, сравнивает альтернативные варианты, принимает решение — это и есть индивидуализация. Какие механизмы используются и какие конкретно точки выбора есть — уже нюансы.

Какие вузы внедряют в образование индивидуальные образовательные траектории

— По вашей оценке, сколько вузов в России сегодня внедряют индивидуальные траектории?

— В последние полтора-два года их внедряют весьма массово, так что трудно всех назвать. Первым объявил о внедрении ИОТ Тюменский государственный университет шесть лет назад.

Но и до него разные вузы использовали модель индивидуализации. Например, в Высшей школе экономики достаточно давно реализуется система майноров. В модели Физтеха (МФТИ) студент изначально может заменить курсы в своей программе на те, что ближе к тематике его научной работы или к специализации. СПбПУ также реализовывал у себя модель индивидуализации.

— Все эти вузы — ведущие университеты с особым статусом, в том числе в прошлом — участники проекта «5−100». Сейчас тренд распространился шире?

— Да, массовому переходу на ИОТ способствовал запуск программы «Приоритет-2030». Всего из числа 106 победителей около 70 вузов намерены ориентироваться в своих программах развития на индивидуализацию образования. В целом в «Приоритете» индивидуализация — одна из стержневых идей. Это не значит, что на государственном уровне появился шаблон, и ему все обязаны следовать. Но государство видит этот тренд и считает его важным.

— Обычно вузы переводят на индивидуальные траектории лишь небольшую долю студентов, верно?

— Начинают с небольшого пилотного проекта — от 500 до 1000 первокурсников, два‑три института или факультета. Нужно минимум 500 студентов, потому что на масштабе, например, в 100 человек результаты сложно оценить. Получится игрушечный проект, честно скажем, для показухи. А верхний предел — 1000−1500, потому что с бо́льшим числом студентов в случае форс-мажоров сложно будет справиться. С объёмом пилотного проекта до 1000 человек можно без лишних рисков проверить гипотезы.

После апробации инструментов на пилотном проекте университет обычно масштабирует успешные наработки на всех студентов университета.

— Кстати, ставят ли вузы себе цель распространить ИОТ на 100% студентов?

— Это зависит от стратегии университета. У ТюмГУ, например, есть такая цель. Некоторые вузы более консервативны, они запускают небольшие пилотные проекты, смотрят на результаты и реакцию и постепенно, небольшими шагами, развивают новую модель.

Иногда вузы вообще не меняют модель образования на старых факультетах, а строят рядом с ними гринфилд — новую школу или факультет. Его обычно проще запустить в новой модели.

Но зачастую модель гринфилда сложно растиражировать на другие факультеты, потому что он создаётся как некая элитная школа, куда вуз вкладывает больше ресурсов, а весь университет таким стать не может.

— Всем ли университетам и направлениям нужна индивидуализация?

— Люблю этот вопрос. Университеты с консервативной позицией обычно говорят: «Индивидуализация — это, конечно, для них (имея в виду кого-то другого), но точно не для нас. У нас никакой индивидуализации быть не может». И такое можно услышать в вузе любого профиля.

На самом деле, как я уже говорил, существуют различные практики индивидуализации, а сам подход индивидуализации не подразумевает, что студент абсолютно всю программу обучения формирует сам. Такие примеры в мире тоже есть, но это радикальные случаи.

— А какие практики индивидуальных образовательных траекторий чаще встречаются?

— Если говорить о специфике конкретных дисциплинарных областей, то, например, в социогуманитарных науках большой полигон для индивидуализации — в выборе различных тем исследований и дисциплин.

Для инженерных наук индивидуализация связана либо с палитрой технологий, которую может изучать и затем использовать в профессиональной деятельности студент, либо с уровневой подготовкой. Дело в том, что базовые физика и математика в некоторых университетах зубодробительны для студентов. Чтобы они могли учиться, необходимо компенсировать разный уровень знаний, которые они имеют на входе, помочь адаптироваться к университетской программе.

В медицинском образовании, насколько я представляю, индивидуализация существует испокон веков. Студенты-медики осваивают некий общий свод знаний вначале, потом выбирают свою специализацию, а когда идут в ординатуру, ещё и углубляют её. И среди мировых практик индивидуализации можно найти такие, которые смогут улучшить какие-то части образовательного процесса и в медицинских вузах.

И так на самом деле про каждую сферу можно говорить — разным направлениям подходят разные модели индивидуализации.

При чём здесь цифровизация

— Часто можно услышать, что индивидуализация невозможна без цифровизации. Почему? Какая связь между этими явлениями?

— Давайте проиллюстрирую на вашем примере с курсами по разным языкам. Вероятно, по алфавиту группу делили не потому, что никому не было важно, чего студенты хотят. Просто так выстроена система управления в университете — нет точки, где можно у студента спросить, куда он хочет, а потом как-то обработать его ответ.

Даже в простейшем случае, когда всего 50 человек нужно разделить на две равные группы, нужен инструмент, с помощью которого студенты могут записаться куда хотят. Потом администрации нужно проанализировать состав групп: убедиться, что записались все и что ограничения по числу мест соблюдены. Потом необходимо состыковать распределение с расписанием, потом правильно сформировать зачётные и экзаменационные ведомости.

При выборе из двух вариантов всё можно сделать, например, в том же Excel. А когда каждый из 8000 человек выбирает по два из 600 элективных курсов? Получается, состав всех групп будет полностью динамический — на одной дисциплине могут учиться студенты разных курсов и направлений подготовки. Поддержать такую динамику можно только цифровыми инструментами.

— Какие функции должны быть в таких цифровых инструментах?

— В первую очередь — возможность составлять индивидуальное расписание. За семестр каждый студент будет находиться в шести-семи разных учебных командах, поэтому обычного расписания группы будет уже недостаточно.

Чтобы составить расписание, вначале нужен инструмент для выбора и записи на курсы. Это всегда конкурентный выбор. Студенты конкурируют за свободные места на лучших курсах, и, кстати, преподаватели тоже начинают конкурировать за лучших студентов, разрабатывая всё более интересные для них курсы.

Университету нужно готовить свою инфраструктуру к моменту, когда тысячи студентов одновременно зайдут в систему и будут выбирать курсы. Свою платформу Modeus мы разрабатываем так, чтобы она выдерживала десятки и сотни тысяч пользователей.
Ещё придётся изменить подход к проведению сессии и переходить в формат электронных ведомостей, электронных зачётных книжек.

— А сколько университетов работают на платформе Modeus?

— Сейчас у нас семь университетов. И ещё с десятью мы работаем в рамках консалтинговой поддержки. Мы обычно начинаем с консультаций, так как переход на индивидуальные образовательные траектории — сложный трансформационный процесс. Только на втором этапе сотрудничества, когда университет подготовлен организационно, даём ему платформу.

— Можно ли сказать, что эффективнее — внутренняя разработка, покупка или адаптация внешней системы?

— Однозначного ответа нет. В первую очередь важно наличие в университете сильной команды программистов. Если её нет, то нужно или покупать стороннее решение, или собирать команду, создавать сильный ИТ-отдел в университете.

А если команда есть, вопрос в том, достаточно ли у неё времени на такую масштабную разработку. Создание такой системы, как Modeus, занимает несколько десятков человеко-лет разработки. Если времени нет, то тоже нужно искать решения на рынке.

Естественно, встаёт вопрос финансирования. По нашему опыту, а мы не только с университетами работаем, внешнее и внутреннее решение на долгом горизонте требуют практически одинаковых инвестиций. То есть, если выбрать внутреннюю разработку, в итоге вы потратите те же деньги, но за более долгое время. А качество решения сильно зависит от того, кто внутри университета будет над ним работать.

— Столкнулись ли в последние месяцы вузы с проблемами потери доступа к зарубежным ИТ-продуктам в составе их систем?

— Серьёзных проблем мы не видели. В основном вузы используют зарубежные решения либо с открытым исходным кодом, либо on-premise-инсталляции, которые можно развивать и дальше. Например, есть решения на базе Oracle. Если есть команда, которая знает Oracle и может делать доработки, лицензия куплена, версия установлена, то система будет функционировать. Просто перестанут выходить обновления самого ядра Oracle. Так что катастрофических последствий нет.

Но долгосрочную стратегию университетам нужно менять и двигаться в сторону отечественных решений или собственных разработок.

Как индивидуализация и цифровизация влияют на сотрудников вузов

— Приводит ли внедрение ИОТ вместе с цифровизацией к сокращению административного персонала, например, сотрудников учебной части?

— Скорее нет, чем да. Если речь не просто об автоматизации некоторых функций, то сокращения не происходит. Ведь индивидуализация приносит в университет новые процессы, и их кто-то должен выполнять.

Вернёмся к вашему примеру с выбором языка. Чтобы его организовать, студентов нужно проинформировать, потом подготовить в системе все данные, потом обработать результаты. А если кто-то выбор так и не сделал вовремя, то ещё и поработать с «молчунами». Это один из примеров новых процессов, мы его называем «выборная кампания».

И чаще происходит перераспределение сотрудников — на составлении расписания можно сэкономить и задействовать меньше людей, а для выборных кампаний понадобится больше рук. То есть говорить о том, что вуз перейдёт на индивидуализацию в цифре и сократит, например, половину административного персонала, некорректно, так не будет.

— Стоит ли опасаться преподавателям, что невостребованные студентами курсы закроют, и те, кто их читал, потеряют работу?

— Мы сейчас не говорим про обязательные курсы. Правила востребованности конкретных тематик работают только в том пуле курсов, где студенту действительно даётся выбор. Обычно преподавательская нагрузка не ограничивается одним курсом из этого пула. Так что невостребованность элективного курса не означает, что преподавателя уволят из университета.

Для преподавателя отмена курса — скорее индикатор, что тема, которую он считал интересной, никого не привлекает. Или то, как он читает лекции, не очень нравится слушателям. И это сложный психологический момент: «Студенты получают право говорить мне, хорошо я их обучаю или плохо».

Для многих необходимость слушать обратную связь от студентов — большой личностный вызов. Естественно, обратную связь нужно фильтровать, не всегда она адекватная. Но за счёт её анализа можно существенно улучшить и то, как преподаватель ведёт занятие, и то, что он на них даёт.

— Получается, в результате ИОТ должен измениться подход к запуску элективных курсов в университетах? Раньше исходили из того, что могут прочитать преподаватели, а теперь — из того, что хотят послушать студенты?

— Оба варианта возможны, и даже есть третий — по запросу потенциальных работодателей. С ними вузам тоже нужно выстроить диалог и добавить курсы по темам, знания которых они ждут от выпускников.

Я бы здесь не сказал, что какой-то из трёх вариантов хорош или плох. Каждый применим в своей ситуации. Первый важен, когда в университете есть некая научная школа, стратегически важное научное направление. В него необходимо вовлекать студентов, и самый простой способ — благодаря преподаванию спецкурсов или других дисциплин, на которых можно погрузиться в проблематику этой научной области. Отбрасывать развитие научных школ нельзя.

Второй вариант тоже необходим — когда студент действительно знает чего хочет, у него должна быть возможность это выбрать. Хотя насчёт этого многие возражают — мол, наши студенты не умеют выбирать. Конечно, они не умеют, ведь их этому никогда не учили!

Как раз среда индивидуализации учит человека делать осознанный выбор и потом за него отвечать. Если студент записался на курс, он его должен как минимум освоить. Он не может в середине семестра сказать: «А, нет, мне не понравилось, бросаю».

Кто и почему возражает против индивидуализации

— С преподавателями — понятно. А сталкивались ли вы с тем, чтобы студенты сопротивлялись внедрению ИОТ?

— С яростным сопротивлением — нет. Были сложности с учёбой в смешанных группах в первый год внедрения новой модели в Тюменском университете. Но на самом деле, вы не поверите, больше всего претензий идёт от родителей!

— Почему? Что им не нравится?

— Они приходят в университет и начинают говорить: «Почему вы учите моего ребёнка не так, как учили меня 30 лет назад? Это было самое лучшее образование, верните, пожалуйста, его».

Университету нужно быть готовым коммуницировать с родителями, объяснять, почему происходят изменения, какие тренды разворачиваются, почему именно такие возможности открываются для студентов и так далее. И эти коммуникационные кампании должны быть регулярными. Когда люди информированы о том, что происходит, сопротивления нет.

Мы обычно говорим про опыт индивидуализации в ТюмГУ. За время работы с ними мы провели уже больше 50 выборных кампаний, и во всех было меньше 10% «молчунов» — тех, кто не сделал выбор за отведённое время. Их администрация распределяет на своё усмотрение. Я считаю, что показатель меньше 10% очень хороший для социальных систем. Он означает, что студентам действительно важно делать выбор.

— Сопротивление родителей, о котором вы говорили, выглядит, с одной стороны, как проявление ностальгии в образовании. Но есть и такая позиция: раньше диплом вуза означал, что человек освоил конкретную профессию. И подразумевались в таких дипломах по всей стране более-менее одни и те же знания и навыки. А с индивидуализацией непонятно, чему на самом деле выпускник в вузе учился. Может, он набрал себе курсов по гуманитарным предметам, а выпустился как программист. Встречались ли вы с таким возражением против ИОТ и что можете на него ответить?

— Да, это одно из наиболее частых возражений, причём не только от родителей. В университетах тоже часто говорят: «Ну да, студенты сейчас навыбирают себе дисциплин, и какой мы им диплом выдадим?»

Обычно такие возражения появляются из-за того, что сотрудники недостаточно информированы о том, какая модель индивидуализации будет реализовываться. Как я уже говорил, разные подходы к индивидуализации не означают полной свободы выбора. Всё равно остаётся ядро, профессиональные дисциплины, их студент обязан освоить.

Если студент хочет получить диплом, например, инженера-программиста, то у него не будет возможности взять вместо теории алгоритмов философию Канта. Если выпускнику выдали диплом программиста, значит, он освоил всё, что университет считает обязательным для получения этого диплома. А вот вокруг обязательной части есть, конечно, надстройка, и как раз она может быть разной.

— Если подытожить, с какими проблемами чаще всего сталкиваются университеты при переходе к ИОТ, что чаще всего идёт не так?

— Первая трудность — целеполагание и ответ на вопрос «Зачем?». Если люди, принимающие в университете решения, не готовы на него ответить, то проект не случится. Нужна понятная мотивация, не просто следование моде. А если университет отвечает на вопрос, зачем ему индивидуализация, в духе: «Потому что её в „Приоритете“ требуют», то мы с ним работать не будем. С таким мотивом невозможны содержательные изменения.

Следующий вопрос: «Какую новую образовательную модель мы хотим запустить? Чем она будет отличаться от того, что есть сейчас?» То есть команда университета должна разработать концепцию новой образовательной модели.

Далее необходимо выбрать площадку для пилотирования модели, собрать команду перемен и запустить управление изменениями. Самое сложное — переход из логики функционирования в логику развития.

— В чём между ними разница?

— Первая предполагает, что у нас есть устоявшийся процесс — мы всегда делали такие учебные планы, так планировали нагрузку, так составляли расписание и так далее. И людям привычно жить в логике функционирования. А когда в систему вносят какое‑то возмущение, то нужно переключиться в логику развития и спроектировать изменения, а потом в проектной логике их реализовать и внедрить. И это многим даётся тяжело.

Именно для поддержки проектной логики мы работаем с университетами как консультанты. Помогаем поддерживать динамику проекта, регулярно внедрять изменения и отслеживать, чтобы процессы не скатывались в старое привычное русло. Потому что желание сделать по-старому очень велико.

Дальше задача вуза — видеть результат и двигаться к нему. Обычно на пути к большому результату выделяют «быстрые победы» — результаты поменьше, которые можно объективно оценить и сказать: «Да, получилось хорошо». Это поддерживает мотивацию команды.

К каким результатам приводит индивидуализация

— По каким критериям можно оценить успех внедрения ИОТ?

— Пока рано говорить о результатах выпускников — в ТюмГУ, где дольше всего внедряют ИОТ, состоялись только два выпуска бакалавров в новой модели.

Но по данным ТюмГУ можно сравнить, как учатся студенты в модели индивидуализации и в обычной модели в одном и том же вузе. У тех, кто учился по ИОТ, заметно выше рефлексия, осознанность и понимание целей.

— В чём конкретно выражаются более высокие осознанность, рефлексия и понимание целей?

— Из опубликованных результатов известно, что примерно на 30% снизилось количество отчислений по собственному желанию. Параллельно примерно на столько же (в абсолютной величине) выросло число переходов между направлениями подготовки.

Получается, раньше студенты, сделав до первого курса неправильный выбор программы, не имели возможности её поменять. Они могли отчислиться из университета и поступить в новый, а переходы с программы на программу были исключениями. Сейчас же в ТюмГУ синхронизировали первые курсы и специально работают со студентами, чтобы они определяли свои образовательные цели на будущее и меняли программы исходя из них. И переходы происходят гораздо чаще.

Получается, индивидуализация позволяет сохранять студентов — причём не за счёт того, что двоечникам натягивают тройки. А университет благодаря этому сохраняет деньги.

— А в других вузах, с которыми вы работаете, уже заметны какие-то эффекты?

— В целом происходит следующее. Во-первых, преподаватели отмечают: если студенты сами выбрали дисциплину, то на занятиях по ней они гораздо более мотивированы. С такой группой преподавателю работать приятнее.

Во-вторых, преподаватели получили возможность заявлять новые темы курсов. Это элемент самореализации: в гибкой части учебного плана можно предлагать важные для себя темы, и если они находят отклик у студентов, проводить такие курсы.

— Какие интересные и необычные практики вы бы отметили в вузах, внедряющих ИОТ?

— Таких примеров много. Например, коллеги из УрФУ в рамках одного института дали студентам возможность в базовой части курса (то есть не среди элективов, а в ядре) выбирать формат дисциплины. Философию и историю можно было слушать в УрФУ, причём тогда преподавателя студенты тоже выбирали, или онлайн на платформе «Открытое образование». Интересно, что не все побежали в онлайн, многим оказалось важно посещать очные занятия.

Другой пример — выборная кампания в магистратуру НИЯУ МИФИ по модели приоритетов. В стандартном варианте на самый популярный курс записывается тот, кто первый успел. Примерно так же, как покупают билеты на самолёт или на поезд. В альтернативной модели студентам предлагают расположить доступные курсы в порядке приоритетов от наиболее желаемого к наименее желаемому. И на это даётся больше времени, чем на выбор в стандартной модели. А дальше уже алгоритм или человек попытается распределить студентов так, чтобы максимальное количество наиболее успешных попали на приоритетные для них курсы.

— В чём преимущество такого подхода для вуза и для студентов?

— При распределении учитывают академический рейтинг и другие достижения. То есть студенты, которые хорошо учились, меньше рискуют не успеть на интересные им курсы. Такая система более справедлива. Но работает она только с небольшим числом дисциплин на выбор.

Ещё один пример — адаптивное обучение. Система выдачи заданий и контента внутри курса подстраивается под скорость освоения дисциплины каждым студентом. Некоторые могут освоить курс за месяц, другие будут учить его весь семестр, но на первых пяти темах протопчутся три месяца, а остальное пройдут быстро, кто-то будет идти равномерно.

Для таких курсов нужны специальные программные решения, и обучение получается дорогим, но зато более комфортным для студентов. Такие решения есть в Томском госуниверситете по математике, в Сеченовском университете по химии, сейчас МИФИ по физике такое делает.

— А что будет, если студент действительно освоит семестровый курс за месяц?

— Скорее всего, просто у него высвободится время для научно-исследовательской работы или инженерного проекта. Некоторые университеты предлагают в продолжение курс повышенной сложности.

Что будет дальше с ИОТ

— Какие вы видите перспективы у индивидуализации в российских вузах? Изменится ли что-то в связи с отказом от Болонской системы? Ведь высшее образование теперь ждёт крен в сторону специалитета. И как ИОТ вписываются в крупные проекты, в которые сейчас вовлечены многие вузы, — цифровые кафедры, «Передовые инженерные школы» и так далее?

— Не так важно, как называется уровень образования. Это может быть бакалавриат, СПО, магистратура, специалитет или дополнительное образование. Тренд на индивидуализацию неизбежно придёт во все направления и уровни образования.

В других проектах тоже есть место индивидуализации. Например, если мы говорим про «Передовые инженерные школы», для инженеров может быть крайне важной уровневая подготовка.

Второе — современные технологии очень быстро развиваются, и для инженера важна возможность попробовать разные технологии для одних и тех же задач. Развитие такого инженерного кругозора тоже может быть одним из направлений индивидуализации.

Третье — проектное обучение. В нём невозможно действовать по шаблону, у команды каждого проекта будет своя специфика. И, возможно, для реализации проектов нужно будет индивидуально обеспечивать командам дополнительную теоретическую подготовку.

— По вашим наблюдениям, становятся ли вузы благодаря ИОТ более гибкими, более открытыми к предложениям, например, индустриальных партнёров?

— Конечно. Если университет по-настоящему начинает слушать студентов и внешний мир, то гибкость как раз позволит настраивать и содержание образования, и некоторые процессы под существующие запросы.

Давайте пофантазируем. Допустим, в 2012 году какой-нибудь преподаватель заинтересовался темой Data Science, анализом данных, Big Data и так далее, когда это только-только начиналось. Он мог бы предложить, например, такой электив, к нему пришли бы студенты, начали делать какой-нибудь проект вместе, и в университете направление начало бы развиваться. А дальше, если бы в университете увидели большой спрос на этот электив, то поняли бы, что тема перспективна — значит, под неё стоит сделать целую программу. Может быть, популярность курса означает изменение в жизни вообще, и его нужно отразить в образовании. В результате выбор студентов — это для университета сигнал, что происходят перемены, и вузу тоже надо меняться.

— Это в теории. А в реальности вы видите такие изменения в университетах, с которыми работаете?

— Пока не так много времени прошло. Вероятно, индивидуализация должна разворачиваться в университете несколько лет, чтобы изменения стали явными. Но, например, коллеги из ТюмГУ, запустив элективы, анализируют востребованность тех или иных курсов от года к году и на основании этого принимают определённые управленческие решения. В детали мы, как поставщики платформы, уже не вникаем. Но в университете все данные анализируют.

Источник: Skillbox Media